ЦЕРКОВЬ И ШКОЛА: ПЕРЕЗАГРУЗКА

ЦЕРКОВЬ И ШКОЛА: ПЕРЕЗАГРУЗКА

Алексей Сергеевич Волчков – учитель истории и обществознания школы №325 г. Санкт-Петербурга, победитель районного конкурса педагогического мастерства в номинации «Молодой учитель», дипломант городского конкурса педагогического мастерства в номинации «Педагогические надежды», закончил Санкт-Петербургскую Духовную семинарию, затем исторический факультет СПБГУ, на данный готовится к защите диссертации на  кафедре истории. Его статья основана на собственном уникальном опыте: учителя, исследователя  и священнослужителя. 

Диакон Алексий Волчков,
клирик Феодоровского собора,
учитель истории школы № 325

Введение
Проблема взаимоотношения современной российской школы и Русской Православной Церкви, одной из самых авторитетных и уважаемых конфессий страны, является актуальной для всего нашего общества. Без преувеличения можно сказать, что от того, какой выход будет найден из имеющихся противоречий и взаимных недоговоренностей, будет зависеть само будущее нашего Отечества. Перед нами возникают две одинаково вероятные перспективы: или Церковь и Школа будут по-прежнему находиться в состоянии латентного конфликта, или же мы окажемся очевидцами активного сотрудничества, соработничества конфессионального и педагогического сообществ во имя нравственного возрождения России.
На страницах газет и журналов часто встречается утверждение, что православия слишком много в современной российской школе. Однако опыт работы в средней общеобразовательной школе даёт основания утверждать, что православия и Церкви в современной школе почти нет. Как правило, педагогическое сообщество обыкновенной петербургской школы в своей профессиональной жизни лишено опыта конструктивного взаимодействия с конфессиональными учреждениями. Отчасти именно этим реальным «отсутствием Церкви» в жизни школы обусловлена та острая и часто негативная реакция, которая исходит из педагогических кругов по отношению к идее внедрения в образовательный процесс курса «Основы православной культуры».
На страницах представленного исследования мы попытаемся разобраться в природе этого конфликта, объяснить причины той риторики недоверия и подозрения, которая возникает в отношениях между Церковью и Школой. Как кажется, Церковь и Школа нуждаются не столько в развитии тех взаимоотношений, которые уже сложились между этими институтами, сколько в их «перезагрузке», пересмотре фундаментальных предпосылок, на которых эти взаимоотношения строятся.
В процессе подготовки данного исследования мы опирались на публикации в СМИ, которые были посвящены проблемам религиозного фактора в отечественной школе. Большую помощь оказали несколько важных монографий, в которых неплохо излагается природа исследуемых в работе отношений [!!!]. Однако основным источником информации остаётся личный опыт – опыт священнослужителя, окончившего Санкт-Петербургскую Духовную Семинарию и последние семь лет работающего в различных школах нашего города.
Структурно предложенное исследование состоит из Введения, трех глав («Забыв об ОПК, начнем ab ovo», «Клирики в школе есть, а клерикализма нет…», «Современная школа: между культурой и культом») и Заключения. Важной частью работы является Приложение («Основы религиозных знаний на уроке истории в светской школе»).

Забыв об ОПК, начнем ab ovo
Если говорить непосредственно о «перезагрузке» в отношениях между Школой и Церковью, которую требует текущий момент, то, как мне кажется, она должна начаться с пересмотра той роли, какую в этом диалоге (возможно, незаслуженно) играет вопрос о преподавании в рамках школьной программы учебного предмета «Основы православной культуры». В течение последних 7-8 лет этот учебный модуль, предлагаемый учащимся 4-5 классов в рамках курса «Основы религиозных культур и светской этики» (ОРКСЭ), находился в самом центре полемики вокруг вопроса о роли религиозной составляющей в рамках школьного образования.
В многочисленных статьях и публикациях талантливые журналисты отстаивали уместность или же, наоборот, крайнюю опасность введения этого предмета в сетку школьных предметов. Едва ли нужно еще раз перечислять все те аргументы, которые были озвучены обеими сторонами, участвующими в споре. Важнее было бы указать на атмосферу, которая окружала принятие этой образовательной программы. Само содержание модуля, его объем, возрастная категория, для которой он предназначен – всё это отражает болезненный способ его принятия и утверждения. Представителям Русской Православной Церкви очень хотелось внедрить его вопреки сильному сопротивлению большой части педагогического сообщества и работников Министерства образования.
Эта напористость Церкви, лоббирующей свою образовательную инициативу, создала у многих ощущение, что единственная стратегия, которая используется Церковью по отношению к современной российской школе – это стратегия «экспансии» и «захвата». Неверно понятая политика Церкви рождает неверные реакции – с любым «захватчиком» и «оккупантом» каждый благородный человек должен бороться не на жизнь, а на смерть. В этой взаимной борьбе сторонники и противники религиозного элемента в школе сражались не столько друг с другом, столько с теми виртуальными образами врага, которые родились в ходе этой борьбы. Апологеты ОПК видели в педагогическом сообществе атеистически настроенных людей, которые живут советскими мифами и либеральными предрассудками. Триумфальный приход Церкви в Школу, понимаемый исключительно в виде внедрения курса ОПК, воспринимался как событие, которое неизбежно приведет к моральному оздоровлению учащихся, а в будущем и к возрождению Отечества. В свою очередь основная часть педагогического сообщества России узрела в церковных инициативах опасность для светского характера школьного образования. В священнике, переступающем порог учебного заведения, сразу видели потенциального инквизитора, превращающего детей в религиозных фанатиков.
«Перезагрузка» должна проявиться в отказе от подобной фразеологии войны и экспансии. Было бы прекрасно, если бы оба института открыли для себя, что в той войне добра со злом, которая ведется во всех исторические эпохи, Церковь и Школа находятся по одну сторону баррикад, сражаются во имя одних ценностей: нравственности, патриотизма, творчества и свободы.
«Перезагрузка» отношений Школы и Церкви должна коснуться отказа от рассмотрения всей богатой гаммы потенциальных отношений этих институтов исключительно сквозь призму ОПК. Хочется напомнить, что Церковь имеет что предложить Школе даже сейчас, когда ОПК не введен повсеместно во всех отечественных школах. Приведенная в Приложении программа курса «Основы религиозных знаний на уроках истории» лишний раз демонстрирует этот факт. Задумаемся, неужели весь потенциал этого сотрудничества будет исчерпан, даже если ОПК когда-то окажется обязательным предметом для всех российских школьников.
Едва ли необходимо полностью отказываться от ОПК как одной из инициатив РПЦ в области образования, ничто не мешает этой программе оставаться одним из учебных модулей в рамках ОРКСЭ. Важно указать, что ОПК вовсе не исчерпывается вся сфера возможного сотрудничества Школы и Церкви – вариантов для плодотворных контактов гораздо больше.
Сторонники религиозного образования в государственной школе указывают на пример таких стран, как Германия, Польша или Финляндия, в которых, действительно, предметы религиозной направленности являются частью школьной программы. Однако не стоит забывать о такой стране, как США, обладающей одним из самых высоких среди западных стран уровнем религиозности. Интересно, что в государственных школах США отсутствуют какие-либо конфессионально-ориентированные предметы, при том что многочисленные конфессии США крайне активно сотрудничают с государственными школами, например, в деле социальной работы с детьми.
«Стратегия ОПК» толкует взаимодействие Школы и Церкви как сотрудничество двух глобальных структур – Министерства образования и Отдела по религиозному образованию и катехизации Московской Патриархии. Такой ракурс сотрудничества превращает отдельную школу, работающих там педагогов, обучающихся детей в своеобразные пешки большой игры под названием церковно-государственные отношения. Подобная политика имеет свои плюсы: массовость, использование административного ресурса, глобальность ставящихся задач. Однако негативной стороной взаимоотношений, устроенных подобным образом, оказывается формализм и бюрократизация процесса.
Гораздо более перспективным представляется такое сотрудничество, в основе которого будет лежать партнерские отношения отдельной школы и конкретного прихода. Мало кто из детей может представить, что такое «Русская Православная Церковь Московского Патриархата», зато все прекрасно знают о храме, что расположен на проспекте Славы или на улице Ярослава Гашека.
В чем же может проявляться это сотрудничество?
Иисус Христос в Своих притчах и наставлениях достаточно ясно показывает, что должна являть собой жизни христианина – прежде всего вера должна проявлять себя в активной помощи нуждающимся. Есть ли какие-то нужды у обыкновенной средней школы нашего города? Безусловно, нужд этих «несть числа»! Может ли успешный и финансово обеспеченный приход как-то помочь этой школе? Определенно может! Но речь не только о материальной составляющей этой помощи (хотя даже самая элементарная помощь – бумагой для принтера и чернилами для ксерокса будет встречена с огромной благодарностью), но и о поддержке школы трудом волонтеров, помощи в организации летнего отдыха и досуга учащихся. Эта помощь может быть полностью лишена какой-либо видимой религиозной составляющей и не иметь никаких явных миссионерских элементов. Смысл этой действенной помощи – свидетельство о тех отношениях братства и взаимопомощи, которые открываются в христианстве. На деле подобное свидетельство оказывается гораздо более успешным способом миссии, нежели введение специальных религиозных курсов в школьную программу. Быть свидетелем Иисуса Христа можно и без предмета ОПК в школьной программе, при этом заниматься пропагандой христианства без ОПК едва ли возможно.
В Приложении к данному исследованию находится программа религиозного просвещения в 5-9 классах общеобразовательной школы, которое осуществляется в рамках государственного стандарта образования по предмету «История». Заинтересованный учитель, преподающий в школе литературу, обществознание или историю, имеет массу возможностей сообщать учащимся основы религиозных знаний, пользуясь гуманитарным богатством своих дисциплин.
Наконец, важным способом сотрудничества Школы и Церкви можно признать сотрудничество посредством тех верующих педагогов, которые добросовестно работают, преподавая «светские» предметы, и вызывают тем самым уважением своих коллег и любовь детей.
Безусловно, все предложенные варианты сотрудничества исчезают в теми такого колоссального проекта Русской Православной Церкви как ОПК. Эти инициативы кажутся недостаточно амбиционными, в них ощущается нехватка миссионерского запала. Однако именно в ходе этой активной помощи «маленькими делами» будет созидаться та атмосфера взаимного доверия и уважения, при которой все другие образовательные инициативы Церкви могут быть успешными.

Клирики в школе есть, а клерикализма нет…
Важным пунктом предлагаемой «перезагрузки» является решение кадрового вопроса. Не секрет, что все противники активного участия Церкви в жизни государственной школы боятся «клерикализации» отечественной системы образования. Под клерикализацией образования понимают такое положение дел, когда школой начинают руководить люди в рясах, причем осуществляют они подобные функции не на основании своей квалификации, образования и профессионализма, но исключительно в силу занимаемой в церковной иерархии должности. Понятно, почему эта иерархия воспринимается педагогическим сообществом конкретной школы как внешняя, причина повиновения представителю которой вовсе не очевидна.
Священники нежеланны в Школе вовсе не потому, что в Школе работают атеистически настроенные люди, которые живут, как пишет церковная пресса, советскими штампами и стереотипами. Священников «не пускают» в Школу ровно в силу тех же причин, по которым их «не пускают» на предприятия, в фирмы, в операционные и т.д. Никакая организация не смирится с существованием параллельного «центра власти» (а священник в школе не может им не быть), природа которого не вытекает из логики и целей самой этой организации. Священник уместен в операционной, если он сам является хирургом. Подобная ситуация и со школой – авторитет священнослужителя, работающего в школе, должен основываться не на его месте в церковной иерархии, а на его профессиональных, «своих» для конкретной организации, навыках и умениях. Священник и любой верующий нужен Школе именно как учитель, педагог.
Каждому учителю-новичку приходится сталкиваться со знакомой всем учителям, но от этого не менее сложной в психологическом плане задачей –завоевание уважения и доверие у учащихся школы. Долгое время приходится заниматься в первую очередь не обучением как таковым, но созданием атмосферы, при которой обучение это делается единственно возможным. Есть риск, что священники или верующие миряне, которые придут в Школу, чтобы преподавать предмет «Основы православной культуры», столкнутся с этой же проблемой. Не зная методики, не имея никакого авторитета в глазах учащихся, слабо разбираясь в том, на что способен ребенок, оказавшийся членом большого классного коллектива, эти энтузиасты скоро потеряют всякий интерес к самой идее сотрудничества Церкви и Школы.
ОПК и подобные конфессионально ориентированные предметы лучше преподавать тем, кто уже является штатным сотрудником школы, обладает авторитетом в глазах учащихся, положительно себя зарекомендовал по отношению к администрации школы. При этом недопустимо, чтобы религиозным образованием занимались те, кому это дело внутренне не близко. Практика, когда религиозные образовательные модули будут даваться «в нагрузку», чтобы добрать часов для полной ставки, может загубить саму идею подобных образовательных инициатив. Религии невозможно научить, лишь сообщив некоторую информацию, это не физика или алгебра. Преподавание религии ближе всего к преподаванию литературы – ключ к пониманию предмета лежит в сердце самого педагога, горячо любящего свой предмет и готового делиться этой любовью с учащимися. Идеальным вариантом будет преподавание предметов, связанных с религией, педагогом этой же школы, который будет обладать необходимыми знаниями и являться членом религиозной общины.
Все эти пространные рассуждения имеют своей целью указать на вполне очевидный факт – священнослужители вполне могут быть преподавателями религиозных и вполне «светских» знаний в общеобразовательной школе. Необходимым требованием является то, чтобы они выступали при этом не как представители одной, пусть и самой влиятельной, российской конфессии, но являлись штатными учителями конкретного образовательного учреждения.
Опыт работы в школе № 325 при одновременном служении в качестве диакона в храме Феодоровской иконы Божией Матери показывает, что это «совместительство» ничуть не мешает церковному служению. Добавим, что подобный опыт крайне необходим для каждого священнослужителя или для того, кто готовится им стать.
Работа в школе, необходимость проведения уроков, которые были бы интересными и эффективными, общение с детьми, работа в крупном коллективе - всё это даёт бесценный жизненный опыт каждому священнослужителю, без владения которым пастырское служение неизбежно будет отягчено ненужной отвлеченностью и схоластикой. Церковь часто (и иногда обоснованно) упрекают в тотальной неадекватности. Дескать, все ответы Церкви – суть ответы на те вопросы, которые задавало ей общество прошлых эпох. Современный же человек не всегда находит в Церкви те слова, которые актуальны для него в данный момент, адекватны его современной жизни. Чтобы урок был успешным, он обязан быть адекватным – сообщать необходимые знания в доступной для ученика форме, на языке, приближенном к языку самого ребенка. При этом каждый учитель понимает, что адекватность заканчивается там, где теряется само уважение ученика по отношению к учителю, где начинается панибратство. Безусловно, умение быть адекватным является крайне важным для каждого священнослужителя. Ради приобретения этого опыта вполне можно «на полставки» устроиться в школу учителем истории.
Сама природа учительского и пастырского служения представляется крайне близкой. Преподаватель, особенно если он является классным руководителем, обязан решать ровно те же задачи, что и любой священник. Каждый учитель сталкивается с необходимостью утешать ребенка, помогать ему решать возникшие жизненные затруднения, быть первым советчиком в разных житейских проблемах, учитель не может обойтись без знания семейной ситуации, в которой находится ребенок. Как и священнику, учителю приходится быть организатором, держать в памяти множество насущных дел, уметь объединять усилия и управлять энергией вверенного коллектива. Самое главное – служба у алтаря и у классной доски не может обойтись без действенной и искренней любви к тем, с кем имеешь дело.
Автору этих строк после окончания в 2002 году СПбДС в течение еще 6 лет пришлось учиться на Историческом факультете СПбГУ. С третьего курса началась педагогическая деятельность. Однако некоторое изменение семинарской программы, добавление дополнительных предметов общегуманитарного цикла не только сделает семинарское образование еще более фундаментальным и универсальным, но и в то же время освободит от необходимости получения еще одного высшего образования, без которого закрыт путь для работы в школе. Известно, что примерно 20% всех выпускников семинарии или вообще не принимают сан, или делают это по истечении значительного периода со времени окончания семинарии (в нашем случае это было 8 лет). Многие из этих выпускников, обладающих необходимым знанием и энтузиазмом, вполне могут состояться на педагогической ниве. Добросовестно выполняя свои должностные обязанности, эти люди вполне могут быть основой для построения новых - доверительных - отношений между Школой и Церковью. Излишне говорить о том, что подобным образом может быть решена одна из главных проблем отечественного образования – проблема нехватки молодых специалистов прежде всего мужского пола.

Современная школа: между культурой и культом
В центре полемики сторонников и противников религиозного присутствия в общеобразовательной школе находится по-разному толкуемое представление о «светскости» отечественной Школы.
Удивительно, но в законодательстве Российской Федерации очень тяжело найти основания для столь популярного утверждения о том, что в нашем государстве «Школа отделена от Церкви». На самом деле этим утверждением чаще всего неосознанно цитируется известный декрет ленинского Совнаркома «Об отделении церкви от государства, а школы от церкви», утративший свою юридическую силу вместе со смертью советского государства.
Конституция РФ говорит лишь о том, что российское государство является «светским», что проявляется в недопустимости того, чтобы какая-либо религия устанавливалась «в качестве государственной или обязательной» (ст.14). При этом в Конституции нет упоминания о «светскости» отечественной Школы. Одновременно (ст.28) каждому россиянину гарантируется право «свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними».
В ФЗ «Об образовании» (ст.2.п.4) приводится утверждение о «светском характере образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях». К сожалению, авторы закона никак не поясняют смысл этой сентенции.
Совсем любопытные сведения сообщает нам ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях». В статье 5 этого документа за гражданами РФ признается их право на «получение религиозного образования по своему выбору индивидуально или совместно с другими» (ст.5.п.1). Указано, что «по просьбе родителей или лиц, их заменяющих, с согласия детей, обучающихся в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, администрация указанных учреждений по согласованию с соответствующим органом местного самоуправления предоставляет религиозной организации возможность обучать детей религии вне рамок образовательной программы» (ст.5.п.4).
Отметим, что либеральная общественность и часть педагогического сообщества, недоверчиво относящиеся к самой идее какого-либо присутствия Православной Церкви в системе государственного образования, понимают эту «светскость» более радикально, анти-церковно, чем того требует российское законодательство. Светская школа представляется им той, которая живет жизнью, максимально отстраненной от самого феномена религиозности. Религиозным учителям и верующим детям предписывается немедленно позабыть о своей вере, как только они переступают порог школы. Сам мир школьного образование в этом случае должен резко отличаться от мира реального, окружающего Школу. Ребенку предлагается жить в этом искусственном мире, где религии как будто не существует или же она оказывается связанной исключительно с миром человеческого прошлого. Сохранение такой антирелигиозной атмосферы в Школе оказывается единственно возможным при максимальном ее дистанцировании от всех религиозных сообществ нашего Отечества.
Критики подобного понимания светскости абсолютно справедливо указывают на то, что сторонники светской Школы требуют от верующих того, чего не требует от них сам российский закон. Верно отмечается, что защищаемые идеи свободы Школы от религий и идеологий на самом деле являются тоже своего рода идеологией и религией. Возникает вопрос, а чем же подобная идеология лучше какой-либо иной, например учитывающей религиозный фактор? [!!!]
ФЗ «Об образовании», говорящий о «светскости» отечественной Школы как об обязательном и необходимом свойстве, при этом декларирует необходимость «защиты и развития национальных культур, региональных культурных традиций и особенностей в условиях многонационального государства» (ст.2.п.2). Очевидно, что для культуры народов Северного Кавказа ислам является основой этой культуры, гарантом её сохранности в современном мире, в силу чего ряд республик СКФО успешно ввели предмет «Основы ислама» (или «Основы исламской культуры»). При этом школьники Ленинградской или Вологодской области, более чем на 90% состоящие из русского населения, связывающего себя с православием, оказываются лишены возможности сохранять и развивать свою национальную культуру, вне всякого сомнения основанную на христианском наследии.
На этой справедливой по сути критике основывается две различные стратегии сторонников присутствия религиозного элемента в российской Школе. Первая стратегия, имеющая наибольшее количество сторонников, остаётся верной уже описанной выше идеологии экспансии и захвата. Государственная школа, дескать, нуждается в настоящем «воцерковлении», в ходе которой образовавшийся в Школе после краха СССР идеологический вакуум будет заполнен православной культурой. Как уже неоднократно утверждалось, подобная стратегия чревата конфликтом и скорым разочарованием самих сторонников миссии в Школе. Критика же РПЦ в намерении заниматься «воспроизводством религиозности в светской школе посредством массового образовательного процесса» [!!!] в этом случае окажется всецело обоснованной. Объектом миссии и воцерковления может быть лишь тот, кто предварительно дал на это согласие. Такое религиозное просвещение «в довесок», протащенное в души детей контрабандным путем, не может вызывать в обществе ничего, кроме раздражения.
Вторая стратегия сторонников присутствия религиозного элемента в отечественной Школе основана, как это ни парадоксально прозвучит, на позитивной оценке самого понятия светскость. Нам кажется, что идея светскости, светского государства, культуры, образования является одним из важнейших (и ценных!) приобретений современной западной цивилизации. После столетий кровопролитных войн одних верующих с другими, европейские общества пришли к важному компромиссу. Он состоит в том, что за носителем каждой идеологии или религии признается право на жизнь и на свободу совести. Более того, политические и иные права гражданина ни коим образом не должны зависеть от того, какую религию исповедует человек. Государственные органы власти, суд, система образования освобождаются от диктата религиозных объединений (католических, лютеранских, кальвинистских, англиканских) и начинают воспринимать каждую из них как равноправную перед законом религиозную общину. В этом случае «светская Школа» оказывается не та, которая существует в странном мире, где как будто бы нет никаких религий или где сама религиозность воспринимается как нечто постыдное, свойственное примитивным обществам и людям. Напротив, светская школа оказывается способной воспринимать религиозные общины в качестве равноправных партнеров, которые могут участвовать в образовательном процессе при условии уважения ключевых ценностей светского характера государственной Школы. К этим ценностям можно отнести критичность мышления, уважение к свободе внутреннего мира ребенка, терпимость к иному мнению.
Озвученные ценности нам кажутся важными и сущностно необходимыми для школьного образования. Каждый верующий педагог, работающий в государственной школе Санкт-Петербурга с поликонфессиональным и полиэтническим составом, обязан свято следовать этим принципам. Никто не мешает ему предлагать религиозную интерпретацию фактов и феноменов гуманитарного знания. Однако наряду с этой интерпретацией необходимо указывать на существование и других, альтернативных. Сам педагог может не разделять этих точек зрения, но учащемуся должна быть дана свобода не разделять точку зрения педагога без ущерба для своей успеваемости. Идеальной стратегией верующего педагога в государственной школе является активное, но аккуратное и бережное прививание светской культуре религиозных смыслов и ценностей, причем в рамках школьной программы и государственного стандарта. И это ограничение педагогической деятельности внешними требованиями, необходимостью вписываться в стандарты светской школы следует воспринимать не как оковы, мешающие развитию творческого потенциала учителя, но как дар. Этот дар страхует учителя от множества серьезных ошибок. Назовем лишь одну из них, встречающуюся наиболее часто. Обольщенный своим пониманием истины, абсолютно уверенный в исключительной верности своей точки зрения, учитель, «проповедуя» ее, может в действительности восприниматься классом как диктатор, осуществляющий насилие над мировоззрением ребенка. Очевидно, что вместо желанного «воцерковления» учащийся по вине учителя приобретет устойчивую аллергию на всё связанное с Богом и религией. Светский способ повествования о том, что светским вовсе не является, позволяет педагогу избежать этих крайностей.

Заключение
Для успешного сотрудничества со Школой Русская Православная Церковь нуждается в специфическом, трудно приобретаемом опыте – опыте ведения успешной педагогической деятельности. Этот опыт, который должен быть очевиден для всех партнеров Церкви, может проявляться двояко.
Во-первых, репутацию успешного деятеля на педагогической ниве Церковь может приобрести посредством создания своих современных, эффективных средних учебных заведений. При этом важно понимать, что цена ошибки на этом поприще (самый скандальный пример – частный пансион при Свято-Боголюбовском монастыре) колоссальна и способно перечеркнуть многое из того, что было достигнуто тяжелым трудом до этого. Во-вторых, атмосфера доверия между Школой и Церковью создается благодаря успешной и добросовестной работе в государственных образовательных учреждениях многих педагогов, открыто связывающих себя с РПЦ и её образовательными инициативами.
В предложенной работе мы неоднократно упоминали о различных образовательных инициативах Русской Православной Церкви как о тех, которым не хватает взвешенности, настоящего опыта педагогической деятельности и т.п. Именно по причине этих недостатков и следует говорить о необходимости «перезагрузки» отношений между Школой и Церковью. Однако в заключении исследования следует указать на то, что, несмотря на минусы, все образовательные программы Русской Православной Церкви заслуживают исключительно положительной оценки.
Риторика политических и общественных деятелей современной России изобилует призывами к модернизации России и отечественного образования в частности. В этих выступлениях абсолютно верно утверждается, что настоящая модернизация возможна лишь при активной инициативе «снизу», когда заказчиками, инициаторами и основными участниками изменений в обществе являются не государственные структуры, но граждане-энтузиасты. Признаемся, что образовательные программы РПЦ являются едва ли не единичными примером того, как отдельная группа российского общества имеет четкое представление о том, как должно измениться образование, и готова использовать свои ресурсы для этих изменений. К упомянутыми ресурсам стоит отнести не только использование тесных связей с государственными структурами (критики РПЦ замечают лишь этот вид «социального капитала» РПЦ), но и собственные образовательные структуры: духовные семинарии, православные университеты. Важны также информационная поддержка программ, организация общественного обсуждения всех инициатив (ежегодные Рождественские чтения, конференции в конфессиональных ВУЗах) [!!!]. Самым же главным ресурсом Церкви является самоотверженный труд тысяч педагогов, работающих в государственных школах и готовых использовать свои знания и опыт на благо Церкви и Отечеству.
В этом случае РПЦ может рассматриваться в качестве автора настоящего инновационного проекта в школе. Главным недостатком этого проекта является вовсе не его упомянутые внутренние свойства, но некоторая одноплановость, одновариантность церковной политики в области государственного образования. Эта одновариантность проявляется, например, в зацикленности всех обсуждений церковной стратегии в Школе на проблеме ОПК - предмете, который опрометчиво воспринимается в качестве настоящей палочки-выручалочки. Идеальным вариантом кажется такая ситуация, когда РПЦ явится инициатором целого ряда образовательных инициатив, инновационных проектов, которые докажут свою успешность в том числе и в ходе конкуренции друг с другом. Надеюсь, что предложенное исследование поможет выработке этих инициатив.